— Подождите! Вы же не можете оставить меня вот так! Я не усну! Объясните, зачем я вам нужна!

— Я ничего не обязан вам объяснять. Но, может быть, сделаю это, когда вы успокоитесь.

— Если вы сейчас же не объясните, зачем я вам и что вы собираетесь со мной сделать, то гарантирую, что вы об этом пожалеете! — исподлобья посмотрела я на закутанного в чёрное равнодушного колдуна.

— Терпеть не могу женские истерики, — надменно хмыкнул князь.

С этими словами он развернулся и ушёл, оставив меня одну в холодном дворе. Хорошо хоть входную дверь не запер. Первым делом я метнулась к воротам — подёргала вросший в них деревянный засов толщиною с мою ногу. Попыталась влезть на поленницу и выбраться наружу, но мягкая преграда раз за разом отталкивала меня от невысокого — даже ниже двух метров — забора.

Да как этот повелитель дохлятины посмел? Не доставлять ему неудобств? Сделать так, чтобы он меня не слышал и не видел?! Да щаз!!!

Внутри всё бурлило от негодования и обиды на этот дурацкий, насквозь фальшивый мир и двух этих сказочных долбо…гадов!

И если хитрозадому принцу я уже ничего сделать не могла, то вот давать возможность князю выспаться с комфортом, пока я тут извожусь в неведении — чёрта с два!

Я вошла в терем, жадным взглядом ища, какие бы правила там можно пособлюдать. Внутри было довольно темно, только свет нескольких маленьких лампадок освещал путь на второй этаж. Ага, разбежалась, волосы назад.

Не хочет всемогущий князь беседовать с пленницей? Ну и прекрасно, тогда пленница будет соблюдать его мерзкие правила! Не любит истерики? Ха! Так это его проблемы! Я в истериках и скандалах — эксперт международного класса! Практического опыта, конечно, маловато, но мама подковала теорией так, что этому мерзавцу мало не покажется!

Сделать так, чтобы князь меня не видел и не слышал? Ну уж нет. Лучше я сделаю наоборот. Всё равно тут всё ненастоящее. Весь этот дурацкий мир — плод чьего-то больного воображения, а я просто схожу с ума, так почему бы не делать это с размахом?!

Пройдя вглубь дома, я наткнулась на кухню, залитую лунным светом. На полках — батарея аккуратных керамических сосудов. Заглянула в первый попавшийся — пшено. Вот и прекрасно! Щедрой рукой рассыпала его по полу, а потом швырнула следом опустевшую глиняную посудину. Осколки весело брызнули в разные стороны, но этого мне показалось мало.

Взяла — и со звоном спихнула с полки остальное. Крупы, соль, мёд — всё смешалось с черепками на полу. Шикарно! Что дальше?

Взгляд упёрся в роскошный буфетс хрустальными дверками. Внутри — фарфоровая посуда. Явно дорогая и ценная. Прекрасно, просто прекрасно!

А что князь мне сделает? Убьёт меня?! Ха, так он это в любом случае сделает, а так — хоть запомнит.

Я подошла к буфетуи, ухватившись за дверцы, резко потянула на себя. Он поддался неожиданно легко и медленно, как в кино, начал заваливаться вперёд. Я отпрыгнула в сторону и с адреналиновым наслаждением наблюдала, как он с диким грохотом рухнул на пол, прозвонив панихиду по моей адекватности.

Посуда внутри взорвалась жалобным дребезгом, а я уже искала глазами новую жертву. Вон у окна в гостиной вазон стоит. Наверняка бьющийся! Но шагу ступить не успела, из темноты вынырнул взбешённый князь собственной персоной — без рубахи, зато в штанах и гневе.

— Вы что творите? — хищно прошипел он.

— Правила соблюдаю! — с азартом воскликнула я. — Правил не бить горшки и не ронять буфеты не было!

Путь до вазы Кощеевич перегородил, поэтому я схватила с кухонного стола каменную ступку и хотела запустить в источник своих проблем, но в последний момент рука дрогнула, и метательный снаряд просто с грохотом упал на пол, оставив на нём вмятину.

— И правила не кидаться утварью тоже не было! — прорычала я.

Князь аж засветился от злости.

— Лучше прекратите! — выдохнул он, плавным, текучим шагом подходя ко мне.

Словно чёрный аспид заскользил по полу среди осколков.

— А то что? — с вызовом вздёрнула я подбородок. — Убьёте меня?! Вы и так убьёте!

Обогнув разбитый буфет, князь приблизился почти вплотную и наклонил голову набок, изучая меня чёрными безднами глаз.

— До этого момента убивать вас желания у меня не было, — пробирающим до самого позвоночника тихим тоном сказал разъярённый хозяин терема.

— Конечно! Врите больше! — зашипела я в ответ. — Вся нечисть в курсе, зачем я вам нужна. Мне донесли, можете не сомневаться! Лжец!

— За всю свою сознательную жизнь я не произнёс ни слова лжи, — голос промораживал изнутри, столько презрения и холода в нём было. — Но я разговариваю с нечистью на понятном ей языке. Я приказал привести мне навомирянку живой и нетронутой для того, чтобы закрыть каналы в Навомирье, и сказал, что плачу за неё диковинами или золотом, а того, кто посмеет ослушаться и навредить ей, сотру в мелкий порошок вместе со всем его родом.

— А что если навомирянка не желает участвовать в ваших ритуалах, а? Что если она хочет обратно домой? — яростно топнула я ногой, отчего под ней что-то хрустнуло.

Не страшно, это князь босиком, а я — в сапогах.

— От ваших желаний ничего не зависит. Пророчество есть. И оно будет исполнено. Скандалы и битьё посуды ничего не изменят!

— Какое пророчество? — требовательно спросила я, но князь лишь процедил в ответ:

— Я сказал, что буду разговаривать с вами, когда вы успокоитесь. Дважды повторять я не привык. Идите спать, сударыня Маруся. Можете по пути расколотить хоть весь терем, моё решение от этого не поменяется, а убирать за собой потом будете вы сами.

— Размечтались! — фыркнула я.

— Ничего вам не расскажу, пока не уберёте устроенный вами кавардак, — выгнул бровь князь. — И чтобы ни одного осколка не осталось.

— Да хоть не кормите! — щедро предложила я, прикидывая остатки запасов в сумке. — А буфет свой можете себе в задницу засунуть! Вместе с осколками!

Он смотрел на меня сверху вниз, и в чёрных глазах плескалось нечто абсолютно чуждое и зловещее.

— Вы либо очень глупая, либо очень храбрая. Впрочем, второе не исключает первого. Советую вам меня не злить и убрать осколки. Тогда завтра я вам объясню, для чего вы мне нужны.

— Даже и не подумаю ничего убирать, пока вы мне не объясните, что за пророчество! Я никаких правил не нарушала! Вы меня сюда сами притащили — вот и наслаждайтесь моим обществом. А что мне для хорошего настроения нужно порой буфет уронить или штору поджечь — это уже моё дело. Не нравится? Отпустите меня!

— Не нравится, — тихо и зловеще признал князь. — Но отпустить не могу. А попробуете устроить поджог — я вас в горящем тереме и запру. Может, пророчество и исполнится. В любом случае, вести вы себя будете цивилизованно, иначе ваше положение существенно ухудшится. А беседовать я с вами не собираюсь, пока вы не успокоитесь и не устраните последствия своего ребячества, чтобы вы не вообразили, что скандалами и битьём посуды можно переменить моё решение.

А дальше он так на меня посмотрел, что со страху случился бы конфуз, если бы я хотела в туалет. Хотя потом я даже немного пожалела, что не хотела. Если так разобраться, то правила не гадить на кухне тоже не было, а каждая женщина — немножечко кошка, и сейчас желание написать пленителю в тапки захватило меня целиком. От мокрой мести его спасло только то, что тапок на нём не оказалось.

— Вы меня бесите! Вместо того чтобы нормально со мной поговорить с самого начала…

— Я не разговариваю с истерящими женщинами, потому что это бесполезно. Когда успокоитесь и уберёте за собой, тогда и побеседуем. А до тех пор — развлекайтесь, как умеете. С каждой разбитой тарелкой у меня остаётся к вам всё меньше и меньше сочувствия.

— Можно подумать, оно было! — хмыкнула я, уязвлённая до глубины души.

Князь развернулся на пятках, переступил через скалящийся острыми краями черепок, обогнул буфети оставил меня одну.

Ну… не стоять же в этом бардаке?

Ничего не оставалось, кроме как пойти в отведённую мне светлицу. Комната оказалась на удивление уютной. В светлых тонах, с пушистым шерстяным ковром на полу и невесомым пуховым одеялом на постели, она словно ждала меня. На столике — несколько сырников в закрытом горшочке. Стакан — гранёный! — с кефиром, мисочка с мёдом, несколько долек яблока и два ломтя мясного пирога, накрытые салфеткой. Окно выходит на противоположную от входа сторону, смотрит на небольшой овражек и угрюмый раздетый лес вдалеке.