Выйдя во двор, скакун задрал грустную морду к небу, ловя ею снежинки.

— Ваш взор станет ясным лишь тогда, когда вы сможете заглянуть в свою собственную душу.

— Это да, — согласилась я. — Но что делать, если в душе такой раздрай, что страшно туда заглядывать?

— Человек — это животное, которое сошло с ума. Из этого безумия есть два выхода: ему необходимо снова стать животным; или же стать большим, чем человек... — ответил конь.

— Думаешь? — с сомнением протянула я. — Считаешь, я просто должна принять свою судьбу?

— Если мы не осознаем, что происходит у нас внутри, то извне нам кажется, что это судьба.

— И что мне делать? Исполнить пророчество? Пожертвовать своей жизнью ради волшебства Явомирья?

— Я не то, что со мной случилось, я — то, чем я решил стать, — сказал Раджа, и на душе у меня снова заскребли доценты-коммунисты.

— Но как на это решиться?.. Это ведь… страшно… Жизнь у меня одна, и отдавать её за чужое волшебство — слишком расточительно, — задумчиво проговорила я, утыкаясь лицом в конскую гриву. — Я же столько всего не успела. На море не была, манго не попробовала, «Игру Престолов» не дочитала, ни на один концерт не сходила, не влюблялась ни разу…

Слёзы сами навернулись на глаза.

Если бы только был другой способ!

Меня вдруг осенило. Зеркало! Надо бы попробовать узнать, а вдруг оно сможет перекрыть каналы между мирами? Смогло же оно как-то меня сюда перенести… Или не по силам задачка?

Вдруг Раджа склонился передо мной очень низко.

— Ты хочешь меня покатать? — удивлённо спросила я, погружая пальцы в жесткую белую гриву.

Ответа не последовало, конь только сильнее приклонился к земле, и я несмело взобралась ему на спину. Без седла и уздечки было как-то страшно, но и любопытно при этом. Гарцуя по двору, Раджа с каждым шагом становился всё веселее, словно заново обретал вкус к жизни.

— Ну конечно, ты же конь. Тебе нужно скакать! — осознала я. — Знаешь что? Я уговорю князя вывести нас на прогулку.

Раджа радостно заржал, отбивая копытами чечётку. Нагарцевавшись, он спокойно вернулся обратно в конюшню и сам зашёл в просторный чистый денник. Я проверила, что всего у него было вдоволь — и воды, и овса, и даже мытых морковок в отдельной кормушке. Только вороная кобылица теперь демонстративно стояла к нему задом. Приревновала ко мне или обиделась, что её на прогулку не взяли? Ладно, пусть сами разбираются. Не хватало ещё в лошадиные склоки влезать.

До конца вечера я старалась избегать князя, хоть и понимала, что долго делать это невозможно. Наконец решилась спуститься к ужину.

— Дед Постень, — тихонько позвала я, оглядывая тёмную кухню.

— Тутась я, — откликнулся он. — Чевой тебе?

— Просто хотела спросить, остались ли ещё пироги. Есть так хочется…

— Осталися, куда им деваться? Владик вон даже есть не стал. Злится, стал быть.

— Это на меня, — признала я.

— А то ян-то не понял! — хмыкнул домовой, но как-то беззлобно.

На столе появились тарелки с пирогами и крынка с квашеной капустой.

— Сам виноват. Он только и делает, что на меня рычит.

— Переживает, — вздохнул дед Постень. — Шибко ты ему понравилась.

Я аж чуть пирогом не поперхнулась от такого заявления. Нормально вообще? Мы как бы не в яслях, чтобы понравившихся девочек за косички дёргать.

— Это вы с чего взяли?!

— С того, что он тебя ещё в лягушку не превратил, — хихикнул дед. — Ходит, фырчит, терпит твои выкрутасы. А вообще-то он на расправу скор, только с тобой миндальничает.

— Миндальничает? — шокированно переспросила я. — Нет, это просто детский сад какой-то! Если я ему нравлюсь, то нужно же подойти… сказать об этом… поцеловать…

— Агась, чтоб ты его, значится, на смех подняла? — хитро сощурился домовой. Я замолчала, вынужденная признать, что такая вероятность была, причём немалая. — Опять же, пророчество это дурное. Ещё не понятно, сколько тебе с нами жить и что дальше будет, вот он и боится сближаться-то. А ты сама только и делаешь, что дразнишь его. Негоже это…

— Может, мне ему ещё и посочувствовать?! — возмутилась я. — Ходит тут, к рубашкам придирается. Слова не скажи, в сторону не посмотри, сплошные запреты. Деспот и тиран этот ваш князь.

— Сама-то веришь в то, что говоришь? — усмехнулся в усы собеседник. — Помирились бы вы… А то когда вы друг на дружку смотрите, аж искры по терему летят. Сгорим жеж!..

— Скажете тоже, — отмахнулась я. — Ничего такого между нами нет.

Тут я, конечно, лукавила. Князь меня, безусловно привлекал, но вот характер… Хотя я без отца росла, мне по статусу положено во всяких придурков влюбляться. Но назвать Влада придурком язык не поворачивался. Да, со своими тараканами, но у кого их нет? А что до характера, так ясен красен, что он злится. Я ж его нарочно злю. Может, и правда с ним поговорить по душам? Вдруг из этого что-то да выйдет?..

Что? Я сама не знала. Просто при мыслях о князе меня наполняло какое-то необъяснимое волнение…

Ну нет, тогда он про болотниц опять начнёт спрашивать, а откровенно врать не хотелось. Да и чувствовала я, что он ложь распознает. Хотелось как-то… романтичненько… Чтоб он на колено встал, ведро роз подарил и признал, что характер у него гадостный. Тогда бы я его великодушно простила и зажили бы мы долго и счастливо. Но такого не будет. Прогибаться повелитель нечисти явно не привык, а я уже столько нервов ему попортила, что ждать от него первого шага было странно. Но и самой делать таковой отчаянно не хотелось. Это он мужик в тереме и при статусе, а я — дева в беде и при проблемах, так кто кому должен сочувствовать?

Да только было в князе нечто такое, что не позволяло его из головы выкинуть. А раз так, то налаживать с ним контакт — в моих интересах. Я посидела полчаса, решаясь. Потом вздохнула, поблагодарила домового за ужин, убрала посуду и, выдохнув, отправилась к Владу прижав холодные пальцы к полыхающим щекам. Пошла, значит, налаживать контакт и разговаривать, как взрослые люди. И неизвестно, к чему бы это привело, но оказалось, что князя на месте нет.

Стало обидно до ужаса. Нет, то есть я к нему пошла мириться такая умница и красавица, а его в тереме нет? И куда он делся? Какие у него вообще могут быть дела, кроме как со мной скандалить?!

Раздосадованная, вернулась на кухню. Ладно, князь развеется и вернётся. И куда пойдёт? На кухню, естественно. А тут я сижу, вся такая домашняя и благостная.

— Дед Постень, нет Влада дома. Может, вам чем помочь? — спросила я.

— Чем ты поможешь? Али думаешь, что ян-то сам не справляюся? — проворчал он.

— Что вы, разве можно? Вы — лучший хозяин из всех, что я видела, — честно сказала я.

На самом деле домовой пока что был единственным, кто вызывал искреннюю симпатию. Коренастый дедок заботился о тереме с рвением и знанием дела, и было одно удовольствие наблюдать за его спорыми движениями.

— У меня рука зажила практически. Чешется только всё ещё. Но в любом случае можно приступать к изготовлению пипидастра.

— А, енто… — удовлетворённо проговорил домовой. — Енто можно. Чего надоть-то?

— Несколько ровных палочек длиной с локоть, верёвочки, ленточки, клей, если есть. Но самое главное — перья. Чем пушистее, тем лучше.

Перьев дед Постень приволок целую охапку. Кажется, среди них и фазаньи были, и лебединые, и гусиные, но самое главное, имелись нужные — страусиные. Я осторожно приложила несколько штук к палочке и принялась обматывать тесёмкой.

— Это я пока просто наживляю, чтобы показать, какая штука должна получиться.

Результат оказался похожим на внебрачного сына ёршика и костюма короля российской эстрады, но домовой суть уловил, лихо подхватил другую палку и через несколько минут сделал совершенно шикарный пипидастр с плотно обвязанной лентой ручкой. Поколдовал немного над перьями, и те задорно принялись пушиться в разные стороны, готовые собирать пыль.

— Ляпота, — любовно погладил домовой новый инструмент и воткнул его в карман передника, вид при этом имея совершенно счастливый.